Ассаламу Алейкум, Идрис!

Мы с тобой не знакомы, большую часть своей жизни я прожил сначала в Грозном, а потом в Петербурге. И ты конечно можешь сказать про меня так же как сказал про Бараха, что я не известно кто и неизвестно откуда взялся… Но уверяю тебя — то, что ты прожил в Ингушетии дольше чем я или Барах не означает, что мы меньше тебя любим свою Родину, меньше тебя беспокоимся о ее будущем и меньше тебя понимаем свой народ. Мы — десятки тысяч ингушей разъехались по всему миру по разным причинам, но не один из нас не покинул Родину по тому, что ему хотелось бы жить в другом месте. Каждый из нас возвращаясь на Родину испытывает непередаваемые чувства радости, вдохновения и любви ко всему, что с ней связано и покидает ее вновь с тяжелым сердцем и надеждой снова вернуться.

Ровно год назад, 3 апреля, началось «магасское дело». С одной стороны, оно обозначило фактически новую страницу в развитии гражданского общества страны: доказано, что общегражданский протест способен смести кремлевского назначенца в отдельно взятом регионе. Юнус-Бек Евкуров покинул насиженную должность, на которую он только-только получил индульгенцию еще на пять лет, пусть и не сразу, пусть и с формальным повышением, но все же это несомненная победа гражданских сил. 

26 марта – годовщина протестного митинга в Магасе, знакового события в новейшей истории не только Ингушетии, но и всей России. Выделяющегося тем, что в стране тотального запрета массовых протестов с требованием смены действующих властей, в отдельно взятом регионе, митингующие доказали, что гражданское общество может добиться успеха – Юнус-Бек Евкуров ушел. В этот день общество и власть последний раз за весь период протеста, находились в состоянии публичного противостояния без попыток «перейти Рубикон». Народ на площади понимал, что федеральные власти не смогли услышать шесть месяцев протестных увещеваний, был готов продолжить политическую борьбу не выходя за рамки правового поля, а в Кремле в свою очередь, безрадостно наблюдали за тем как власти теряют влияние в регионе и готовы были любыми методами остановить разгул свободы.

Сегодня почти для каждого уважающего себя северокавказского губернатора принято иметь собственный НИИ, который бы содержался за счет бюджета. Особняком тут стоит Чечня, где есть собственная Академия наук. Научные институты имеются в Ингушетии, Карачаево-Черкесии, Дагестане и Северной Осетии. Все они занимаются социальными науками – историей, языкознанием, педагогикой… Возможно потому, что именно в этой сфере (в отличие, скажем, от медицины или инженерии) сложнее всего оценить эффективность «освоения» бюджетных средств.

Выступление г-на Лагкуева на очередном заседании Общественной Палаты России снова и снова подводит нас к необходимости обратиться, уже в который раз, к федеральному центру в лице Президента, Совета Федерации, Госдумы, СКФО с пояснениями о состоянии дел в межнациональных отношениях Ингушетии и Осетии. Эти пояснения настолько очевидны и азбучны, хотя бы потому, что ингушская сторона в течение всех постконфликтных лет не один десяток раз обращалась во властные структуры страны, что их можно было бы запомнить чуть ли не наизусть и понять на чьей стороне правда, а на чьей ничем не прикрытая ложь, лицемерие, подмена исторических фактов и современной действительности.

Недавно мы пытались понять с чем связана информационная изоляция миссии члена Совета по правам человека при президенте РФ Александра Мукомолова. Вслед за ним республику посетил полпред по СКФО Юрий Чайка, который так же оставил информационные пробелы. Отчасти это объясняется щепетильностью одного из вопросов, который гости поднимали на встречах. 

Возвращаясь к вопросу установления административных границ Ингушетии с соседними регионами, еще раз следует напомнить, что существует навязчивая установка, о вынужденной спешке с этим вопросом. Самый главный аргумент – поручение президента Путина, где он в 2018 году якобы требует закрыть эти вопросы до начала 2020 года.

Довольно внушительная группа чиновников нового правительства РФ и региональных руководителей, после недолгих дискуссий пришла к выводу, что экономику Северного Кавказа придется перезапускать заново с новыми программными установками.  

Обезглавив протест арестами и преследованием лидеров и активистов, власти рассчитывали включить характерный ингушскому обществу, защитный механизм – уход в глухую оборону с расчетом на индивидуальные силы. Рассчитывая на перехват инициативы — добивая наиболее пассионарных в одиночку или в лучшем случае малыми группами. Тех, кого нельзя «закрыть» рассчитывали занять хлопотами вызволения арестованных политзаключенных. Здесь тоже проявляется ментальная особенность – разрешать конфликт без огласки, чтобы не усугублять положение.

Вместо давно напрашивавшегося роспуска всего правительства, под руководством Константина Сурикова собранного в основном из одиозных «варягов» и непотопляемых чиновников прежних правительств, Глава республики ограничился лишь увольнением премьер-министра.